Глава 4
Испытание на прочность

* * *

    «Бойся опасности, пока ее нет; когда же опасность пришла, не бойся, а борись с нею...»
    (Древнеиндийский афоризм)

    Придя утром на работу, я пыталась рассказать сослуживцам о том, что было со мной в церкви.
    Глядя на родные, любимые лица, я не хотела согласиться с тем, что предстояло им пережить. Плача, рассказывала о том, что наступают другие времена: нас ждут большие испытания и перемены. Слезы душили меня, как только я начинала говорить, поэтому люди не верили мне.
    Я показывала им:
    - Люди будут лечить руками: вот так, - они недоумевали, глядя, как я вожу руками по воздуху, жестами выбрасывая в окно «негативную энергию».
    Господи, прости мне мою незрелость! Много лет спустя, я поняла - никому не дано права вмешиваться в Божий промысел. Невозможно помочь человеку, если он тебя об этом не просит... Не хочешь прослыть богоборцем - человеком, не согласным с происходящим, желающим делать все по - своему, - соотноси себя с законами неба.
    Но вернемся к нашему рассказу...
    Я ловила сочувственные взгляды сослуживцев. Было в выражении их лиц и еще что-то, что вселяло в мою душу неясную тревогу. Их можно понять: тогда, в начале перестройки, люди были значительно дальше от Бога. А если учесть, что я была секретарем лучшей комсомольской организации среди военных комиссариатов города Москвы, то о чем мы говорим, о какой вере?!
    Я между тем страстно желала, чтобы они услышали меня и поверили.
    Глядя на человека, видя испытания, ожидающие его впереди, я начинала плакать от бессилия за то, что не могу для него ничего сделать. Видеть над его головой прошлое, настоящее и будущее одновременно, не имея права вмешаться и помочь, - какое испытание! Картинка не для слабонервных!
    Находясь рядом с человеком так близко, что можно дотронуться рукой, я смотрела на него из далекого будущего, которое становилось для меня настоящим.
    Мы вместе, но мы - в параллельных мирах, зазеркалье: по разную сторону происходящего.
    Пытаясь предупредить надвигающуюся опасность, я начинала рассказывать человеку о том, что предстоит пройти, надеясь, что мое предупреждение поможет ему справиться с бедой. Закончилось это плачевно...
    По военкомату ползли слухи:
    - С нею что-то происходит, вы не находите? - спрашивали они друг у друга. - Бедная девочка, надо же что-то делать!
    Мне три раза на дню было предложено пройти врача-психиатра. Сделать это просто: в каждом военном комиссариате существует врачебная комиссия с полным набором квалифицированных врачей.
    Врач, внимательно глядя на меня, задавала вопросы, на которые я отвечала адекватно, и ставила диагноз:
    - С нею все в порядке. Она здорова.
    Но, возвращаясь на рабочее место, вновь, с маниакальной настойчивостью, я начинала разговор о предстоящем будущем, пытаясь предупредить людей об опасности, которая надвигается и так близка!
    - Что происходит?! Почему никто не верит мне? - думала я.
    Глас вопиющего в пустыне! Возвращаясь от врача в очередной раз, я сталкиваюсь на лестнице с самым близким мне человеком, Зиной.
    - Скажи, ты тоже считаешь меня сумасшедшей? - спрашиваю в упор и вижу, как глаза ее, полные страха и растерянности, наполняются слезами.
    - Нет, конечно, нет, - уверяет она, но голос звучит растерянно, неубедительно...
    Мне не могло прийти в голову, что бригада психиатров уже направляется по мою душу: вызвали сердобольные сослуживцы. А что оставалось делать? Ведь мы не боги, люди...
    Возвращаюсь на рабочее место, почувствовав неладное. Что-то неведомое, необъяснимое, но страшное стучит в душу.
    Снимаю с себя украшения и браслеты, отдаю их Эмме:
    - У Вас они будут сохраннее, - говорю ей, недоумевая, почему так трясутся ее губы и дрожит голос.
    Она обнимает меня, волнуясь и еле сдерживая слезы, а я успокаиваю ее, глажу по волосам и говорю:
    - Не волнуйтесь, у Вас все будет хорошо! Вы будете жить, не умрете... Я молилась за Вас, и Богородица обещала, что с Вами ничего не случится.
    - Не могу это больше слышать, замолчи, иначе тебя объявят сумасшедшей! - надрывно говорит она, в глазах ее неимоверная боль.
    Это изумляет! За что? Мне так хочется помочь ей, ведь я же люблю ее! Что мне такое сделать, чтобы она повеселела? Со стороны, наверное, это напоминало картину: маленький щенок, выбиваясь из сил, скачет вокруг любимого хозяина, стараясь его развеселить. Бестолковый! Он вызывает только жалость своим желанием порадовать его...
    Через два года, после происшедшего со мной и моего прогноза, Эмма с мужем уехала в Анголу. Они вернулись раньше, так и не отбыв срока командировки: она смертельно заболела и чуть не умерла в Африке от малярии. Но все это было потом, а пока... меня приглашают на собеседование в кабинет начальника.
    Его имя сегодня у многих «на слуху». Он - бывший «афганец», полковник запаса, известный многим Михаил Лихой. В прошлом - Президент российского фонда воинов-афганцев при аппарате президента Российской Федерации.
    Сердце мое болезненно сжалось, предчувствуя неладное, когда в 1993 году он гордо сообщил сослуживцам о своем решении перейти на новое место работы.
    - Ах, Михаил Александрович, не в добрый час идете Вы туда! - воскликнула я, узнав о его переводе.
    Он не придал моим словам большого значения - впереди ждала его новая интересная жизнь...
     Громкая смерть Лихого, как и последующие терракты на его могиле, совершенные на Котляковском кладбище в течение двух лет после смерти потрясла меня, как и всех, кто слышал об этом. Я заплакала, глядя в экран телевизора, сраженная этим известием:
    - Господи! Что происходит с нами!
     …В далеком, 1987-м, он вернулся из Афганистана, и ему предстояло пройти свой боевой путь уже здесь, в России. Без глаза и ноги, он внешне оставался по-прежнему неунывающим бойцом. Женщины нашего отделения отвлекали его от грустных мыслей и одиночества, шутками поддерживая разговор о его мужских достоинствах.
    Все мы так радовались его браку, получению квартиры! Как давно это было, да и было ли?..
    Воздавая должное этому человеку, я говорю ему через много лет:
    - Низкий поклон Вам, Михаил Александрович! Память о Вас жива в моем сердце!
    В минуту катастрофы, произошедшей со мной, он яростно встал на мою защиту. Неизвестно, чем закончилась бы трагедия, как повернулась моя судьба, если бы он не вступился, когда меня хотели уволить с работы по выходу из больницы и забыть о моем существовании.
    ...Раньше я не понимала:
    - Зачем люди пишут мемуары:
    А, взявшись за перо, поняла: прощаются со своим прошлым, подводят итог важному, серьезному и - часто - болезненному этапу жизни. Поставить более жирную точку иным способом, наверное, никому еще не удавалось...
    Итак, в кабинете моего начальника - полковника Лихого - врач, приехавший из клиники. Мне предстоит отправиться туда, попасть, куда любой из нас не пожелал бы и своему врагу.
    «Не дай мне бог сойти с ума!» …Ммм-да, не дай Бог!
    Игра продолжается на полную катушку. Врач, увидев меня, очевидно, решил меня сломать и подчинить своей воле, поэтому поднял крик, предлагая подписать бумаги - дать согласие на госпитализацию в клинику. Я прошу его не кричать, так как хорошо слышу. Мои слова производят на врача обратное действие, в ответ крик: «Молчи, не возражай, оденем в смирительную рубашку». Внимательно глядя на него, не могу избавиться от мысли, что вижу над его головой рога. Тогда я не понимала: прозорливость тем и отличается, что видит в истинном свете суть дела и человеческую сущность.
    Полковник Лихой возражает врачу, напоминая о том, что буйства за мной не замечал никто. В ответ врач доказывает ему, что за мной нужен глаз да глаз!
    - Не дай Бог, двинет чем-нибудь, узнаете тогда! - уверяет он Лихого.
    Я возмутилась, отказалась подписывать, что бы то ни было и, тем более, ехать с ним. Глядя ему в глаза, я заявила, что он вызывает у меня недоверие, как врач.
     - Боже, только Ты знаешь, как страшно было мне в тот момент защищать себя! Ты далеко, и кто поможет? Никто не слышит меня! Одни боятся, другие жалеют и не могут поверить в происходящее... Опасность близка, и сделать ничего нельзя. Это нужно принять и ехать в больницу. Что ж, пусть все так и будет...
    Кошмар продолжался... Моей просьбой было, чтобы Зине разрешили поехать со мной, так как вместе с нею, мне было бы легче встретить беду. Ее искали всем миром, но не нашли - пропала.
    Я звала ее, не в силах поверить в то, что и она предала меня.
    Лицом к лицу, одной, мне предстояло принять испытание - встретиться с бедой. Я умирала от страха и внутренней боли - несправедливости происходящего. Проводить меня вышел любящий коллектив. Шоком происходящее было для меня, шоком - для окружающих.
    Пока врач заканчивал формальности, я прошла в машину, которая должна была доставить меня по новому «месту жительства и службы».
    Войдя в машину, я поздоровалась с водителем, спросила, как его зовут.
    - Саша! - он хмур и неразговорчив: болит зуб.
    - Заговори его молитвой, - слышу я внутренний голос и предлагаю ему помощь. Он соглашается - ведь очень больно. Через несколько минут боль проходит. Его удивлению нет предела. Мы разговариваем, пока в машину не садится врач, и мы трогаемся с места.
    В этот момент мне вдруг вспомнился сон, который снился незадолго до происходящего. Я пытаюсь надеть новые черные сапоги. Они мне не подходят, жмут. Затем примеряю черные туфли. Они тоже малы. Кто-то, кого я не вижу, пытается завернуть меня в гробовую парчу и похоронить заживо. Крышка гроба уже нависла надо мной...
     - Боже, не допусти, чтобы такое случилось со мной! Спаси меня! - молю я. - Это кошмар наяву, на самом деле - со мной, и происходящее не сон, а явь?! Нет, это неправда?! - цепенеет от страха душа, но кто, кроме Господа Бога, слышит ее крик?
    Я с ужасом думаю:
    - Мы подъезжаем! Как же я там?! Только бы сохранить рассудок и не потерять сознание от страха...
    Машина, минуя парк и пруд, находящийся перед клиникой, тем временем, въехала на пригорок и ненадолго остановилась перед закрытыми воротами. Они распахнулись, и мы въехали во двор. Мышеловка захлопнулась. «Тюрьма» приняла меня в свои объятья:
    - Добро пожаловать в ад, чтобы очистить душу от глупых иллюзий!


    Из дневника 15.05.95 г.
    Это стихотворение было опубликовано и доставлено на Луну первым американским космонавтом.

    Я ЗДЕСЬ
    Джеймс Диллет Фриман

    Ты нуждаешься во мне?
    Я здесь.
    Ты не можешь меня видеть,
    но Я - тот свет, который позволяет тебе видеть.
    Ты не можешь Меня услышать, но Я - говорю твоим голосом.
    ты не можешь Меня почувствовать, но Я - сила твоих рук.
    Я действую, хотя ты не понимаешь моих путей.
    Я действую, хотя ты не знаешь результатов моей работы.
    Я - не странные видения. Я - не тайны.
    Только в полной тишине, за пределами своего «я»,
    ты можешь знать
    Меня таким, каков Я есть, тогда лишь, как ощущение и веру.
    Однако, Я здесь.
    Однако, Я слышу.
    Однако, Я отвечаю.
    Когда ты нуждаешься во мне, Я здесь.
    Даже если ты отрицаешь Меня, Я здесь.
    Даже когда ты чувствуешь себя очень одиноким, Я здесь.
    Даже в твоих страхах, Я здесь.
    Даже в твоей боли, Я здесь.
    Даже, когда ты молишься и когда ты не молишься,
    Я в тебе и ты во мне.
    Только своим разумом ты можешь ощущать себя
     отдельно от Меня,
    Но только твой разум затуманен понятиями
    «твой» и «мой».
    Однако, только своим разумом ты можешь постичь Меня
    и почувствовать Меня.
    Освободи свое сердце от пустых страхов!
    Когда ты не мешаешь мне, Я здесь.
    Ты сам по себе не можешь сделать ничего,
    а Я - могу сделать все.
    И Я есть во всем.
    Хотя ты не можешь видеть добро, добро есть, поскольку
     Я здесь.
    Я здесь потому, что Я должен быть, потому что Я есть.
    Только во Мне мир имеет смысл,
    только из Меня мир обретает форму,
    только благодаря Мне мир движется вперед.
    Я закон, на котором основано движение
    и рост живых клеток.
    Я любовь, которая есть выполнение закона.
    Я уверенность.
    Я мир.
    Я единство.
    Я закон, по которому ты можешь жить.
    Я любовь, к которой ты можешь прильнуть.
    Я твоя уверенность.
    Я твой мир.
    Я един с тобой.
    Я есть.
    Хотя ты можешь изменить Мне,
    Я не изменю тебе.
    Хотя вера твоя в Меня непрочна,
    Моя вера в тебя никогда не колеблется, ибо
    Я знаю тебя, ибо
    Я люблю тебя.
    Возлюбленный мой,
    Я здесь.

    «Ты думаешь: «Я один», - и не знаешь, что сердце твое не покидает Мудрец, взирающий на добро и зло, творимые тобою».
     Древнеиндийский афоризм

    - Господи, за что? - заплакала я, когда захлопнулись за мной двери клиники, открыть которые можно только приняв другую, неизвестную, жизнь. Ощущение нелепости и неимоверной несправедливости происходящего охватило меня. Звук щелкнувшего замка отозвался в душе стуком комьев земли о крышку гроба, в котором похоронили мою уверенность в себе, смех и надежды на счастье. Было нестерпимо обидно за то, что мне суждено проводить время таким образом, расплачиваясь за любовь, в которой забыла себя.
    - Люди, зачем вы так поступили со мной!? Как долго мне суждено здесь находиться? - плакала я украдкой. - Плакать нельзя, нужно радоваться, что все теперь будет хорошо! Привыкай к новой жизни, если хочешь быстрее выйти отсюда, - таков закон нахождения здесь.
    Слезы - признак усиления депрессии и, следовательно, срок лечения продлевается. Дежурная медсестра ежедневно описывает поведение каждого больного, это ее работа - наблюдать за состоянием пациентов.
    Первые десять дней я находилась «в отстойнике», так я назвала для себя отделение, в которое попала. Здесь можно все: целый день быть в палате и лежать на кровати, спать без ограничения (ведь встречи с лечащим врачом редки), проверять на прочность оконные стекла. Ничего не будет - они из прозрачной пластмассы. Можно почти все и ничего нельзя...
    Мне удалось единственным способом выразить свой протест попадания в больницу: не выходить на свидания, когда навещали. Услышав свое имя, я отворачивалась лицом к стене, делая вид, что сплю.
    По утрам нас приводили в мастерские, которые находились на другой половине коридора, за закрытой, естественно, дверью. Это тоже был выход в другой мир, который строго дозировался, дабы не нервировать измученную психику.
    После завтрака все, кому разрешалось, шли «на работу». Мы клеили коробочки, делали кисточки для полотенец, затем показывали все это дежурной медсестре, которая что-то помечала в своем журнале против каждой фамилии. Я смотрела на это с удивлением, не веря до конца, что все это происходит со мной. Презирая себя за легкомыслие, за глупость, которая привела в больницу, я со страхом думала о том, что ждет меня после выхода из нее.
     Через 10 дней меня перевели в отделение выздоравливающих: здесь были несколько иные законы и другая жизнь. Окна моей новой палаты смотрели в окна жилого дома напротив. Утро начиналось с того, что внутренний голос будил меня, показывая горящую на окне свечу. Он говорил о том, что покуда свеча горит, не прекращается на Небе молитва святых за мой род. Жизнь продолжается, даже если мне кажется, что я умерла.
    Нас было в палате 6 человек: валютная проститутка, актриса известного театра, почтенная мать семейства, которая громко храпела по ночам, не давая мне заснуть, бездомная «бомжиха»: ей некуда было идти по выходу из больницы, как, впрочем, и мне. Выйдя из больницы, я могла лишиться работы, а значит и жилья, и говорливая бабуля, без умолку болтавшая о своих детях. Ее рассказы о том, как они там без нее, «доставали» нас всех.
    Проститутка тосковала о любовнике - японце, который «обязательно увезет ее в Японию из этой дурацкой страны, в которой невозможно находиться. Проблемы с валютой не дают жить так, как хочется. Надо только суметь выгодно продать квартиру»...
    Актриса мечтала вернуться в театр и сыграть новую роль, а бомжиха - остаться в клинике подольше. Говорливая бабуля беспокоилась о детях, почтенная мать семейства донимала рассказами о том, как выбросила в мусоропровод все свои драгоценности, потому что ей казалось: на них чья-то кровь...
    В общем, все как у людей!
    На улицу мы не выходим: нельзя, как нельзя и находиться в палате. Сразу после завтрака она закрывается на ключ. Остается одно: «вечное движение» - ходьба по коридору по часовой стрелке или против нее, встречаясь глазами с такими же страдальцами. Можно сидеть у окна, с отрешенным видом или обсуждать с подругой надоевшие подробности попадания в клинику, пытаясь хоть как-то, хоть чем-нибудь, занять себя.
    Когда я вижу в кино, что душевнобольные находятся в лечебницах в комфорте, сидя в креслах, размышляя о чем-то своем, то улыбаюсь. Все у меня было не так, как в кино.
    После ужина, когда мы получали доступ в палату, начинались разговоры о смысле жизни. Они мешали мне спать, но я любила время, когда открывались двери, и можно было, наконец, лечь. Для меня это означало, что прошел еще один день мучительного пребывания в клинике, что, проснувшись утром, я вновь услышу занимательный рассказ Неба, которое готовило меня к новой жизни.
    Внутренний голос говорил о существовании информационного поля, о судьбе, карме рода и возникновении родовых проклятий, о служителях кармы, благих землях, которых на земле 16 - все, что известно сейчас тем, кто интересуется устройством мироздания - космогенезисом.
    Привиделся мне почему-то даже трехцветный российский флаг, водруженный на каком-то Белом доме...
    Рассказ звучал, как некое радио, которое вещало свой занимательный сюжет с ежедневным продолжением.
     - Запомни цифры - 4,7,11, - вещал тот же голос, - 4,7,11, 4, 7,11, 4,7,11...
     Их смысл я поняла много позже, а пока, усмехаясь, сравнивала:
    - 3, 7, туз... В чем разница?

     Что за шутки порой играет с нами судьба!
    Как уже говорила, я не выходила на свидания к тем, кто навещал меня. Тяжело признать свое попадание в клинику, так же невыносимо было принять их уход в другую, закрытую теперь для меня жизнь. Так прошла еще неделя...
    Однажды, внутренний голос предложил мне выйти на встречу тому, кто бы ни пришел. Помня об этом, я вышла на зов - на первое свидание.
    Тот, к кому я вышла на встречу, оказался водитель Саша. Да-да, тот самый, что привез меня в больницу днями раньше.
    Мой новый знакомый разочаровал меня. Когда сказали, что в приемном покое меня ждет молодой человек, я надеялась увидеть не его. Однако Вселенная, как настоящая любящая мать, всегда дает нам не то, что хочется, а то, что необходимо в данный момент.
    Он был такой красивый, как жених: принес цветы! Волновался, я чувствовала это, не понимая, почему...
    Его появление нервировало, заставляя поверить в реальность происходящего. Он здесь - значит все правда, от этого не уйти. Мы говорили о пустяках, вдруг он сказал:
    - Вы так поразили меня при встрече: я влюбился в Вас с первого взгляда. Я ни разу еще такой девушки не встречал! Вы удивительная, нежная, хрупкая! Разрешите мне быть с Вами всегда! Пожалуйста, выходите за меня замуж!
    Я горько, от души, рассмеялась:
    - Все в моей жизни абсурд, даже предложение руки и сердца! Спасибо, Вам, любитель приключений! Но подыщите себе невесту в другом месте! Мне больно слышать то, что Вы говорите! Пожалуйста, уходите, и дай Вам Бог не приходить сюда больше!
    По иронии судьбы, буквально через год, я встретила его, направляясь на работу. Как оказалось, мы жили с ним в одном доме, только он в первом подъезде, я - в третьем.
    Мне было неприятно, а Саша обрадовался. Вечером он вновь поджидал меня с букетом цветов, чтобы повторить свое предложение, сделанное в больнице. Завидное постоянство, - хотела бы я, чтобы оно проявилось в других обстоятельствах моей жизни!
    Выйдя из больницы, я дала себе слово, что не испорчу жизнь ни одному мужчине, и не выйду замуж.
    Твердя себе: «К чему удваивать глупость?» - я ощущала недоумение своего неразумного сердца, в котором жил обиженный, забытый всеми ребенок. Он не желал мириться с такой долей и хотел быть любимым, принятым без условий.
    - Господи, за что? Какой урок ты даешь мне, Боже? - спрашивала я небо, по-прежнему, рыдая в часы невыразимого одиночества...
    ...Но, вернемся к нашему «веселью».
    Я - в клинике, жизнь продолжается, и, «психи», оказывается, тоже люди. Они очень несчастные и чувствительные - такими я увидела их.
    - Они бывают буйными! - с опаской скажете вы.
    - А кто из нас, Господа, не впадает в буйство от того, что его не хотят слышать, любить, принимать? - спрошу я в ответ.

    ...Приближался Новый год, мой любимый праздник! Год дракона - 1988-й, високосный год. Так оригинально я не встречала его еще нигде и никогда! В большом зале к торжеству наряжают елку, и медсестра, включив музыку, предлагает всем танцевать.
    - Что же Вы не танцуете? - она подозрительно смотрит на меня.
    - Господи! Не хватало еще, чтобы я танцевала, попав сюда, - раздраженно подумала я, молча, отойдя от нее.
    Возможно, кто-то из вас, читая мой рассказ, с удивлением думает, зачем я рассказываю это? Давлю на жалость?
    Нет, уважаемый читатель, моя исповедь - для того, кто дошел сейчас, что называется, «до ручки», не видит выхода из сложившейся ситуации, считая себя самым большим в жизни неудачником.
    Те, кто устал и не хочет больше жить, те, кому сегодня нужен луч надежды, - я обращаюсь к вам:
    - Поверьте! Все проходит, и это пройдет! Комедия ошибок, парадокс происходящего известен только Творцу. Нищий может стать богачом в одночасье - и наоборот. Волю Бога сполна, на земле, не суждено познать ни одному смертному, каким бы прозорливым, всевидящим он ни был...
    Никому, кроме Него, не дано знать, что станется завтра с Козеттой, пасущей сегодня скот в рванье и деревянных башмаках...
    Тогда, в далеком уже прошлом, никак не желала я поверить, что придет то страшное, увиденное мною, нынешнее время, и нам будет суждено пережить «психоз» сегодняшних дней.
    Воистину: мы, россияне, - дети. Только ребенку свойственна вера в чудо, несмотря ни на что.
    Мы-то знаем, что любимый наш Иван-дурак, в итоге окажется самым умным! И отчаянно, вновь и вновь, с упорством, граничащим с безумием, верим в это, не желая расставаться с мечтой!