Глава 2
Начало пути

* * *

    Мой день рождения совпадает с днем рождения Пресвятой Богородицы, 21 сентября. Темные, чуть вьющиеся волосы и большие восторженные голубые глаза, нежная кожа с румянцем на щеках и удивленная улыбка - такой ребенок смотрит на мир с моих детских фотографий.
    - Какая хорошенькая девочка! - восклицали вокруг. - Какие глаза, просто неземные. Живой ангелочек! Ты чья же такая? - эти восклицания остались в памяти с тех пор. Они шли за мной, где бы я ни появилась, и очень смущали, потому что я не знала, что отвечать на комплименты.
    - Если мною восхищаются, значит, я хорошая, меня есть за что любить, - думала я с облегчением. Эта мысль придавала уверенности в том, что окружающий мир открыт для меня.
    Мое детство прошло в рабочем заводском поселке. Это был уютный, зеленый уголок на окраине города, поделенный на владения того или иного предприятия. Территория завода бетонной стеной подходила к торцу нашего дома. Завод представлялся мне грандиозным пугалом. Ежедневный, пронзительный вой его гудка, означающий начало рабочего дня или конец смены, заставлял меня сжиматься, искать "пятый угол", по выражению мамы, пока не закончится вой. Я ненавидела его всей душой и привыкнуть к ежедневному стрессу не могла. Он так и остался неприятным воспоминанием детства на протяжении всей жизни...
    В целом, мир, в котором я жила, казался интересным, простым и ясным. Небольшие кирпичные дома вокруг, размером в три этажа, казались огромными, асфальтовая дорожка, ведущая во двор к любимой песочнице, - нескончаемой. Мы жили на третьем этаже, в коммунальной квартире на три семьи.
    Окна нашей кухни выходили прямо на мой детский сад, который я очень любила. Его территория была отделена от дома деревянной оградой, откуда в течение дня неслись радостные вопли играющих детей. Я гордилась тем, что в детский сад мама разрешала мне ходить самостоятельно.
    На прогулке я часто поднимала глаза вверх, искала окна квартиры и успокаивалась. Близость дома поддерживала, создавая ощущение безопасности.
    Возле нашего дома росли яблони и клены. Их ветки нередко будили меня по ночам, стуча в окно. Я любила, забравшись на широкий подоконник, смотреть на мир свысока, пытаясь разглядеть в ветвях деревьев гнездо скворцов, поющих весной, и получала удовольствие, ощущая равную с ними высоту.
    В мой беззаботный детский мир довольно рано вошел сиротский приют, который был отделен железной оградой по другую сторону дома. "Дом малютки", - так называли его жители нашего поселка. В нем до трех лет находились дети-младенцы, оставленные своими родителями. Затем их отправляли в детский дом, который находился неподалеку - через дорогу. Мы, дети поселка, не любили и боялись их, потому что такая судьба нас пугала.

     Вокруг меня жили несчастные, покинутые дети. Я видела их слезы с раннего детства. Меня не покидало ощущение какой-то внутренней безысходности, жалости и тоски, когда ежедневно я видела плачущих, без надежды обрести семью, сирот. Примечательно, что в дальнейшем детский дом стал домом-интернатом для особо одаренных детей, куда свозились все таланты Сибири и Дальнего Востока. И теперь из дома за оградой, напротив которого находилась моя школа, день и ночь раздавались звуки рояля, трубы, скрипки и еще каких-то неведомых инструментов. Это вызывало наш бурный интерес. Мы бродили вокруг загадочного дворца, в надежде увидеть тех, кто отличался от нас своей уникальностью, и... помериться с ними силами.
    Ни бабушек, ни дедушек у меня не было, как, впрочем, и отца, который, по словам матери, "отказался от меня" в раннем детстве.
    Родители мамы погибли: отец пропал без вести во время войны, мама умерла до войны, оставив сиротами троих детей. Их воспитывала женщина по имени Настя, по сути ставшая матерью троим чужим детям. Своих двоих детей она потеряла во время войны.
    Дед и бабка по отцу были живы, однако, мы не общались после развода родителей: им не нравилась моя мама, а с моими чувствами никто не считался.
    Поэтому детство мое проходило если не в саду, то в компании одной из соседок по коммунальной квартире - бабушки Платоновны. Ей, на попечение, мама часто оставляла меня. Соседка иногда показывала мне книжку с картинками, которую называла Библией...
    Маме всегда было некогда, не до меня, она работала - "зарабатывала на жизнь". Жизнь в коллективе я начала довольно рано - в полгода она отдала меня в ясли. Ровесники моего поколения помнят из выступления Аркадия Райкина очень меткую юмореску о воспитании детей в 60-е годы. Мы росли по этому принципу социалистического реализма: "кто стукнет, кто брякнет, кто крикнет!"...
    А там, глядишь, и выросло дитя, пошло по этапу: кто в тюрьму, кто в колонию. Так складывалась судьба моих ровесников. Многие спивались, а затем обязательно попадали в какую-нибудь историю и получали срок. Вы скажете: это пасквиль на советскую действительность? Но это мое детство, дорогой читатель!

     В школе мы изучали роман Горького "Мать", где показана тяжелая жизнь трудового народа, - с пьянством, драками и нищетой. С удивлением отмечала я, что жизнь окружающих меня людей, мало отличалась от описанной в романе жизни до революции.
     Бабушка-соседка в скором времени умерла, и оставить меня уже было не с кем. Все изменилось. В ее комнату въехала семья с тремя детьми. Муж и жена, наглядно показали мне, что значит "счастливая советская семья". Вой и стон стоял в квартире. Не было и дня, когда бы домой не приходил пьяный сосед и не терзал свою жену побоями, доставалось и детям... А кто слышал мой плач и мольбы в комнате, где я была заперта в одиночестве? - Мама! Как я боюсь их! Они опять дерутся! Где папа, который защитит меня? Что я сделала не так? Почему он бросил меня одну? - тряслась я от страха. - Почему его нет рядом? Он не любит меня? Значит, люди обманывали, говоря о том, что счастье иметь такого ребенка?!
     Обычно соседи бились до первой крови, пугая меня не только синяками, которые я затем видела на их лицах, но и отборным матом, которым они "поливали" друг друга. Мне казалось, что мир вокруг полон ненависти людей друг к другу. - Брак - это ужасно. Я никогда не выйду замуж, - вынесла я окончательный приговор своей судьбе...
     Мама вышла замуж вновь, и я звала отчима папой, потому что ему, как и маме, это нравилось. Он хотел, чтобы я взяла его фамилию. "Когда ты вырастешь и станешь известной, то поймешь, какая красивая у тебя фамилия, не нужен будет псевдоним", - так, с детства, отчим прививал мне честолюбивые стремления. Он повторял вслух мое имя и фамилию, подняв вверх указательный палец. Хочу заметить, что слова его запомнились: я поняла, что в любви важна не только красота, но и нечто другое: "когда ты станешь известной, мы полюбим тебя" - ведь любить нужно достойных - известных, богатых - это залог лучшей доли...
     Вскоре у меня родился брат, с которым прошло все мое сознательное детство. С его появлением жизнь изменилась: детство закончилось. Я не могла уйти из дома погулять: нужно было заботиться о нем, стать ему и мамой, и сестрой одновременно. Не забуду вытянутые лица моих друзей, когда я выходила с братом во двор. Все игры должны были быть с поправкой на присутствие брата. Это значит, что далеко от дома уходить нельзя, играть в "казаки-разбойники" тоже, не оставлять же его одного!
     Он, по сей день, неустанно твердит о том, что я для него сестра и мать, и женщина, которой он восхищается и любит больше всех на свете. Опыт позитивного общения с мужчинами я получала, общаясь с братом, наверное, поэтому не могу не искать в окружающих мужчинах родственную душу!..
     Сколько помню себя, я всегда старалась чему-нибудь учиться: игре на гитаре, фортепиано, рисованию, пению и танцам. Главное - уйти из дома, где было тяжело и безрадостно, заняться чем-нибудь интересным. Когда я слышу о счастливом детстве, меня передергивает, потому что эти слова кажутся надуманной сказкой для взрослых. Время шло, я менялась, становясь худой и угловатой девочкой-подростком, и, как всем подросткам, переставала себе нравиться. На это была и еще одна причина: с отвращением я вспоминаю соседа по квартире, пенсионера. Он, тискал меня втихую от родителей, поджидая, как паук, когда я выйду из комнаты. Меня выворачивало от отвращения, я боялась выходить не только в коридор - в туалет, но сказать об этом матери или отчиму было невозможно: досталось бы и ему, и мне…
     Насилие продолжалось несколько лет. Иногда соседу удавалось затащить меня в свою комнату. Чаще всего, повалив меня на кровать, он наваливался на меня всем телом, щупая противными жесткими руками детскую, чуть оформившуюся грудь, впиваясь противными губами в шею и губы.
     Исходя из детского опыта прикосновение, для меня, значило - насилие. "Прикоснуться ко мне сможет только мой муж", - таким было мое решение, исходящее из практики общения с миром. Я не умела противостоять насилию, потому что родители с детства давили на меня:
     - Делай, как велят! Не смей перечить матери, отцу! Ты должна слушаться старших…
     Плоды воспитания сделали свое дело. Я боялась защитить себя, не веря в то, что у меня получится. Не желая расстраивать мать и отчима, делала все, что они требовали от меня, росла скрытным, но тихим и послушным ребенком и стойко ненавидела мир взрослых, в котором было слишком много гадкого.

     И все же... Новосибирск - город моего детства и юности. Первая любовь и "слезы в подушку"... В 19 лет я влюбилась без памяти. Найдется ли человек, не испытавший такого чувства? И знала ли я, что именно любовь сыграет со мной такую штуку: заставит убежать подальше из города и от себя, в самую, что ни на есть, Москву.
     Утвердившись в мысли: если не нужна своему отцу, то не нужна в этой жизни ни одному мужчине, - своих чувств я боялась, как огня. Любовь в моем представлении тех лет - это ненависть и боль, перепуганные, сопливые от слез дети соседей, и я, трясущаяся от страха, одна в запертой комнате. Самый близкий мужчина - отец, предал меня, значит во мне что-то не так: я - хуже других, и кто может полюбить меня? Любой мужчина, если и будет рядом, все равно предаст, оставит одну...
    Москва, Москва... Я попала в столицу проездом из Чехословакии, где отдыхала по путевке и,…увидев наяву игольчатый шпиль университета, влюбилась вновь. Это была любовь с первого взгляда, в самое сердце, раз и навсегда! Водоворот иной жизни засветил искушающими огнями. Ни жить, ни дышать без нее невозможно. Плохо ли, хорошо, - я знала, что вот она - моя судьба.     Мама, по-своему представлявшая мое счастье, была категорически против моего отъезда:
    - Дочка, кому ты нужна там! Одна, в чужом городе?! Я выросла без родителей, знаю, что такое уехать в никуда...
    Я, успокаивая ее, говорила:
    - Мамочка! Поверь, у меня получится. Отпусти меня! Ты еще услышишь обо мне много хорошего.
    Почему это приходило мне на ум, не знаю, но внутренний голос, направлявший по жизни с раннего детства, твердил:
    - Пора в дорогу! Наступает новое время!
     Это было время рассвета перестройки и парада планет: 1982 год, октябрь...